Даника натянуто улыбается и спрыгивает с табурета.
— Сейчас принесу, но разговор не окончен. Пусть ты безумно, по уши влюблен, она все равно под подозрением.
Ничего себе, получается — заколдовали Лилу, а по уши влюбленным выгляжу все равно я.
— Хорошо. Допустим, она убила брата, что нам это дает?
— Если будешь знать точно, сможешь ее защитить, — вступает Сэм. — Если захочешь, конечно.
Не ожидал от него такой реплики, но он прав.
— Ладно-ладно. Неужели на мне большими буквами написано, что я втюрился?
Одри ведь почти так и сказала, тогда, возле столовой. Как я, наверное, жалок.
— Мы же вместе в кино вчера ходили, — удивляется Даника. — Забыл, что ли?
— Ах да, кино.
Сэм хмурится, а его подружка наливает мне чай.
— Может, просто позвонишь и спросишь, убивала она Филипа или нет? — предлагает сосед.
— Не надо! — волнуется Даника. — Она притворится и спрячет улики. Нужно придумать план.
— Ладно. Не верю я, что это сделала Лила. Думаю, она вполне способна кого-нибудь убить, даже наверняка. И Филипа ненавидела. Хотя Баррона ненавидела гораздо сильнее и, скорее всего, начала бы именно с него. Но… Знаю, звучит очень глупо, но она меня сильно любит. Настолько, что не станет причинять боль или делать что-то такое, за что я ее возненавижу.
Друзья переглядываются.
— Ты, конечно, парень хоть куда, — вежливо говорит Сэм, — но не настолько же.
— Нет же, — охаю я от досады. — Я не хвастаюсь. Ее прокляли, и поэтому она меня любит. Дошло наконец? Это ненастоящая привязанность, а значит, на нее вполне можно положиться.
Мой голос срывается. Я опускаю глаза.
Друзья молчат.
— Как ты мог? — К Данике возвращается дар речи. — Это же как изнасилование, только с эмоциями. Или даже настоящее изнасилование, если ты… Кассель, как ты мог?
— Я ничего не делал, — цежу каждое слово сквозь зубы; а еще друг называется, кем она меня считает? — Я не работал над Лилой. И не хотел… Я этого не хотел.
— Я должна ей рассказать, она должна знать.
— Даника, ты можешь помолчать хотя бы минуту? Я уже все ей рассказал. Думаешь, я кто? — Но на лице у Даники отчетливо читается, кем она меня считает. — Я сказал ей и пытался держаться подальше. Но это трудно, понимаешь? Что бы я ни делал — выходит только хуже.
— Так ты поэтому… — Сэм замолкает.
— Так странно себя вел с ней? Да.
— Но ты же не мастер эмоций? — опасливо спрашивает Даника.
Смотрит она уже вроде без отвращения. И на том спасибо, что выслушала, хотя все равно ужасно обидно — обвиняет меня в том, чего я как раз и не совершал.
— Нет. Конечно, нет.
Сэм оглядывается на дверь: там стоит белокурый мальчишка, малолетний мастер, которого приютила миссис Вассерман.
— Если не ты ее проклял?.. — шепчет Даника.
— Неважно, кто это сделал.
— Я все слышал, можете не шептаться. — Мальчонка, похоже, обиделся.
— Крис, не мешай нам, — оборачивается Даника.
— Просто хотел выпить газировки. — Он идет к холодильнику.
— Нужно что-то делать, — опять переходит на шепот девушка. — Какой-то мастер эмоций использует силу во зло. Мы не можем просто…
— Даника, — вмешивается Сэм. — Может, Кассель не хочет…
— Но мастера эмоций опасны.
— Ой, да молчала бы уж. — Крис стоит возле открытого холодильника с бутылкой в руке и, кажется, вот-вот запустит ею в кого-нибудь из нас. — Всегда так говоришь, будто ты лучше всех остальных.
— Не твое дело. Забирай газировку и проваливай, а то маму позову.
Мы с Сэмом смущенно переглядываемся — всегда неприятно становиться свидетелем чужой семейной ссоры.
— Да? Рассказала бы друзьям, что сама мастер эмоций. Думаешь, тогда они бы тебя стали слушать?
Время будто останавливается.
Даника в ужасе подняла руку, словно пытаясь заслониться от слов Криса. Мальчик явно говорит правду.
А значит, она все это время врала.
Сэм падает. Наверное, собирался встать и споткнулся. Табурет с грохотом опрокидывается на пол, а сосед врезается спиной в кухонный шкаф. Жуткое выражение лица: он больше не желает ее знать. Меня от этого взгляда передергивает — ведь я боюсь, что когда-нибудь он вот так посмотрит на меня.
Ставлю упавший стул на место, чтобы сделать хоть что-то.
— Нам пора. Кассель, пошли. Идем отсюда.
— Постой. — Даника подходит к Сэму и застывает в нерешительности, а потом оборачивается к Крису и кричит: — Как ты мог?
— Я не виноват, что ты врала, — запинается тот.
Парень сам в ужасе и хотел бы забрать свои слова обратно.
Сэм ковыляет к дверям.
— Я с ним поговорю, — обещаю я Данике.
— Ты тоже врал. — Она в отчаянии хватает меня за руку, так сильно, что я чувствую, как ее ногти впиваются в кожу сквозь рукав рубашки, сквозь кожаные перчатки. — Ты ему врал все время, почему тебе можно, а мне нельзя?
Скидываю ее руку, стараясь не показать, насколько меня задели эти слова. Прямо сейчас я не очень к ней расположен. До сегодняшнего дня и не подозревал, насколько мало она мне доверяет. Единственный знакомый мне мастер эмоций — мама, если Даника хоть чуточку на нее похожа, то и мне не следует ей доверять.
— Я же сказал, поговорю с ним. Сделаю, что смогу.
«Кадиллак» по-прежнему припаркован возле дома, но Сэма нигде не видно — ни в саду, ни во дворе у соседей возле бассейна, ни на улице. Вдруг дверца катафалка открывается: он лежит на спине на заднем сиденье.
— Залезай. Все девчонки дуры.
— Ты что делаешь?
Забираюсь к нему. Немного жутковато. Крыша машины изнутри обтянута серой тканью, сквозь затемненные окна почти ничего не видно.